Мир энциклопедий

Для примера публикуем некоторые статьи Т. А. Каймановой
из готовящейся Купринской энциклопедии

Руманов Аркадий Вениаминович (1878 — 1960), юрист, коллекционер, журналист, сотрудничавший в газетах «Русское слово» и «Биржевые ведомости».

Знакомец Куприна по Петербургу и эмиграции, друживший со многими политическими и государственными деятелями, банкирами, художниками и литераторами.

Знакомство Руманова и Куприна относится к 1904 г., когда Руманов в Петербурге стал сотрудником газеты «Биржевые ведомости», где публиковался Куприн. В 1906 г. Руманов встал во главе Петербургского отделения московской газеты И. Сытина «Русское слово», в которой были напечатаны произведения Куприна: «Наше оправдание» (1910 г.), «Попрыгунья-стрекоза» (1910 г.), «Святая ложь» (1914 г.), «А. Н. Будищев» (1916 г.). По заказу Руманова Куприн пишет некролог «Джек Лондон» (1916 г.).

В 1909 г. в иллюстрированном журнале «Искры» (приложение к газете «Русское слово») были напечатаны переданный Румановым шарж «А. И. Куприн. Бывший офицер» и две фотографии Куприна в «роли водолаза».

В 1910 г. Куприн в Одессе получил телеграмму от Руманова о смерти Л. Н. Толстого. В 1915 г. Куприн принял участие в петроградском сборнике «В год войны. Артист — солдату», вышедшем под редакцией А. Руманова и Л. Рахмановой, опубликовав рассказ «В мертвецкой».

В 1916 г. Руманов занял пост одного из директоров «Товарищества издательского и печатного дела А. Ф. Маркс», возглавил журнал «Нива».

В дореволюционной России Руманов и Куприн общались семьями, встречались в Гатчине, где дом Румановых находился на ул. Багговутовской, № 3.

Имели общих знакомых: Ф. Батюшкова, Ф. Шаляпина, И. Бунина, А. Измайлова. Общим другом был священник Г. С. Петров, венчавший Куприна, впоследствии журналист, сотрудник газеты «Русское слово» — о нем Руманов в 1907 г. составил книгу «Священник Г. С. Петров, член Государственной Думы. Биография и история ссылки в монастырь».

Существует версия, что образ пианистки Жени Рейтер в «Гранатовом браслете» Куприн создал под обаянием жены Руманова Евгении Львовны, в девичестве Жени Штембер, которая успешно концертировала со своей сестрой Эммой. В эмиграции Куприн вместе с Жени Штембер-Румановой участвовал в литературных вечерах и утренниках, в частности, в 1923 г. она принимала участие как музыкант в литературном утре, посвященном Куприну. Последнее совместное участие в литературном вечере в Париже состоялось 15 марта 1937 г., незадолго до отъезда Куприна в Россию.

Трагические события 1917 г. и отъезд в эмиграцию лишили Руманова принадлежавших ему художественных коллекций и книжного собрания, которые были разрознены, и ныне отдельные экземпляры находятся в разных музеях. Из румановской коллекции в собрание Государственного Русского музея поступил шарж 1916 г.: Куприн и Шаляпин навеселе сидят за столом. Руманову принадлежал графический портрет Григория Петрова, исполненный И. Е. Репиным в 1908 г. и поступивший после революции в собрание Государственного Русского музея. В Париже до недавнего времени у сына коллекционера Даниила хранились шаржированный портрет Куприна работы художника Дени (В. Н. Денисова) и первый эмиграционный сборник рассказов Куприна «Звезда Соломона» с автографом Куприна: «А. В. Руманову. Дорогой Аркадий Вениаминович, когда мы с Вами и с И. Д. Сытиным глядели из автомобиля, как сваливала чернь статуи Германского посольства, — ну могли бы мы поверить, что и вот в Париже я буду делать надпись на моей книге, отпечатанной в Финляндии? 3 февраля 1921 г. А. Куприн. Paris».

Лит.: Серебрякова Н. Ю. / А. И. Куприн и А. В. Руманов — знаменитые гатчинцы н. 20 века /, сб. Сирень., Гатчина, 2005 г., с. 57; Яковлева Е. П. / А. В. Руманов и его художественное собрание /, сб. Культурное наследие Российского государства., вып. 4., С-П., 2003 г., с. 313.; Серебрякова Н. Ю. / О неизвестных автографах А. И. Куприна /, сб. Культурное наследие Российского государства., вып. 4., С-П., 2003 г., с. 313.

Коломна — город Московской области, в 100 км от г. Москвы, в купринское время относился к Рязанской губернии.

В Коломне с 1889—1908 гг. жила сестра Куприна — Зинаида Ивановна Нат (1863 — 1934 гг.), бывшая замужем за Станиславом Генриховичем Натом, лесничим Зарайского лесничества. Дом лесничего находился в Коломне. Станислав Нат привил Куприну любовь к лесу и охоте. Узнав в эмиграции о смерти Ната, Куприн признавался, вспоминая в письмах к Зинаиде дни, проведенные в Звенигородском, Куршинском, Зарайском лесничествах: «В них самые благодатные месяцы моей жизни. Там я впитал в себя самые мощные, самые благородные, самые широкие, самые плодотворные впечатления. Там же я учился русскому языку. Поистине, в духовном смысле, вы оба были моими кормильцами, поильцами и лучшими воспитателями».

Впервые Куприн приехал в Коломну в сентябре 1901 года. Читал на вечере в местном клубе юмористический рассказ Чехова «О вреде табака». Здесь писал рассказ «В цирке». В письме к Л. И. Елпатьевской от 18 октября 1901 года Куприн сообщал, что был занят тяжелой работой с утра до глубокой ночи: «взял нечто вроде подряда, обмерить около 600 десятин крестьянской земли в Зарайском уезде и составить планы лесного хозяйства в деревнях».

Впечатления этого периода отразились в рассказе «Болото» (1902 г.). Ныне описываемые им места отошли к Коломенскому и Луховицкому районам Московской области.

Бывал Куприн на Троицком кордоне, который находился в 15 — 20 верстах от Коломны через Оку, близ коломенского села Городец. Эти красивые места, лесника кордона Егора Антоновича Шилкина, его жену Марью и дочерей Татьяну и Прасковью, а также продольных пильщиков, работавших на кордоне, Куприн опишет в произведениях: «Мыс Гурон», «Вальдшнепы», «Ночь в лесу», «Молитва Господня»; вспомнит в эмиграции в письмах к сестре Зине.

В 1902 году Куприн вместе с первой женой Марией Карловной приехал в Коломну в гости к сестре с визитом после женитьбы. На этот раз Куприн задержался ненадолго, т. к. охота на глухарей подходила к концу, близилась Пасха, и он заскучал без охоты. Тихая обывательская жизнь уездной Коломны не прельщала Куприна, и позже в письме к племяннице Софье Нат он дал отповедьхарактеристику: «Такой архизасратый город, как Коломна, давил меня своей крошечной культурностью». Коломенские впечатления отразились в романе «Юнкера» и в письмах к И. Левинсону: «Русский Париж нечто вроде Коломны».

В Коломне сохранился деревянный с мезонином дом № 10 на пересечении улиц Лазарева и Болотникова. На доме установлена мемориальная доска с текстом: «В этот дом к родственникам — сестре и зятю Зинаиде Ивановне и Станиславу Генриховичу Нат в 1900-е годы приезжал известный русский писатель А. И. Куприн».

Куприн в контексте православия

Творчество А. И. Куприна редко соотносят с православной литературой, но в начале XXI века его духовно-здоровые произведения привлекли внимание церковных иерархов и выходят с благословения и одобрения Русской Православной Церкви. В 2005 г. в издательстве «Дар» явлен сборник Куприна «Молитва Господня», в который включены мало известные рассказы писателя, как-то: «Два святителя», «Московская Пасха», «У Троице-Сергия», «Обиходное пение», «Сад Пречистой Девы», «Слово Святейшего». В 2010 г. в издательстве Сретенского монастыря, в серии «Библиотека духовной прозы», вышел сборник Куприна «Русская душа», название которому дал один из рассказов периода эмиграции, ибо ментальность русской души немыслима без православия и жива она только с опорой на православные ценности.

Жизнь и творчество Куприна согреты дивным светом православия. В семье как святыню берегли икону с образом тезоименитого святого благоверного князя Александра Невского. Семейное предание связывает рождение будущего писателя с горячей молитвой матери о сохранении младенца мужеского пола: мальчики в семье умирали, и Любовь Алексеевна по совету старца после рождения мальчика заказала мерную икону с образом святого Александра Невского и повесила в его изголовье, чтобы тезоименитый святой уберег младенца.

Крещеный в Наровчатском Покровском соборе, мальчик воспитывался матерью Любовью Алексеевной в благочестии. Долгие годы жили они в Московском Вдовьем доме в Кудрино, недалеко от церкви Покрова Богородицы, куда мальчик ходил с матушкой. Мать была глубоко религиозной, соблюдала и отмечала все церковные праздники, охотно посещала утренние и вечерние богослужения в церкви, с умилением слушала хор певчих. Она была искренна в своих чувствах и, по словам сына, требовала в религиозных обрядах ума и чистоты. В дни смерти матери в 1910 г. в очерке «У гроба Л. А. Куприной» писатель говорил о влиянии матери на него. Всю жизнь он считал, что женщина должна быть набожной без рассуждения и с простой и нежной доверчивостью отдать себя под защиту Бога.

Куприн вырос человеком православного мироощущения, этики и культуры, духовно здоровым. С детства он впитал молитвы, жития святых, библейские предания — все было ему знакомо и не противоречило его неиспорченной душе. И хотя Куприн не был воцерковленным человеком, поверхностно относился к соблюдению обрядов и жизнь прожил ярко, трудно, подверженный соблазнам «входил через широкие врата», но душу старался содержать в чистоте.

Произведения Куприна — это духовно здоровая литература. Лейтмотив его самых известных рассказов «Чудесный доктор», «Детский сад» — добро и милосердие, пробуждение лучших чувств в душе человека.

Куприн продолжил традицию пасхального и рождественского рассказа в русской литературе, который должен согреть и приласкать сердце, уверить, что есть на свете любовь и сострадание. К жанру пасхально-рождественских рассказов относится «Бонза», в котором описана страстная суббота и пасхальный день в восприятии мальчика Мити, служба в церкви, впечатления блеска и радости, и того восторга, с каким несли домой зажженные свечи. Рассказы «Наташка», «Блаженный», «Святая ложь», «Бедный принц», «Чудесный доктор», «Травка», «Пасхальные яйца», «Начальница тяги», «Зачарованный глухарь» «Пасхальные колокола», «Московская пасха» — все эти литературные произведения напоминали о вечном и предназначались для чтения вслух всей семьей. Такие рассказы писались «по заказу» журналов к христианским праздникам, порок в них должен быть наказан, а добродетель торжествовать. Но большому писателю писать по заказу претило. Жизнь иногда дарила такие сюжеты, которые и выдумывать не надо было. И поразившие своей чистотой, очистившие душу и сердце эти события ложились на бумагу легко и свободно, освещая добром и милосердием тех, кто их читал. К таким рассказам относятся «Наташка» и «Блаженный».

Куприн, несомненно, христианский писатель, и его творчество отмечено задушевной теплотой. Ему ведомо было внутреннее сияние, то «во имя», которым светилась вся русская литература. Он помнил, что его любимый Л. Н. Толстой говорил, что каждый человек может быть добрым, сострадательным, интересным и красивым душой. И Куприн как писатель христианского мироощущения в своих произведениях изображал героев, «восходящих» к доброте, к свету. Один из рассказов, «Светлый конец» (1913 г.), о человеке, до последних минут живущем, душа которого тянется к высокому — восходит, а «не сходит с трамвая до полной остановки».

Куприн писал с любовью к жизни и человеку и хотел, чтобы человек был красивым, духовно красивым — ведь он творение Бога. И купринское эссе «О нищих» более выражает христианское представление о душе живой и назначении человека, о том, как человек распоряжается Божием даром. Поэтому его мнение о нищих в соответствии с Библией: «Человек не сумел в развитии своих бесконечных сил пойти по пути, достойному вселюбящего и прекрасного Бога, пошел по пути нищего, уготовив себе удел пресмыкающегося раба, бесцельного убийцы» — т. е. человек не воспользовался даром от Бога.

Куприн и пошлость, Куприн и злоба — несовместимы. Его литературное кредо: творчество ориентировано на добро, содержать душу — и свою, и читателя — в чистоте, как бы ни был мерзок окружающий мир. Грязнодушие — не его тема. Цель искусства, считает он вслед за Толстым, — изображение восхождения души. Куприн сам духовно здоровый человек, и герой его духовно здоровый. «Нужно писать не о том, как люди обнищали духом и опошлели, а о торжестве человека», — говорил он в интервью 1913 г.

К раскрытию таких тем, как тема судьбы («Путаница», «Искушение»), самоубийства («Трамвай», «О самоубийстве»), таланта как Божьего дара («Скрипка Паганини»), покаяния разбойника («Демир-Кая», «На реке»), Куприн подходит как православный писатель.

Из множества легенд о том, как великий скрипач продал душу дьяволу за волшебную скрипку, Куприн выбрал редкий вариант предания, решая вопрос: у Паганини Божий дар или дьявольский талант. Дьявольские силы не могли одарить Паганини большим талантом, чем тот, которым наделил его Бог. И эта трактовка легенды о Божьем даре великого скрипача и о том, что бессмертная душа музыканта не осуждена на бесконечные муки, оказалась наиболее близка Куприну, создавшему на основе легенды самостоятельное оригинальное произведение, которое всегда отличается от факта на величину души автора.

С христианских позиций рассматривает Куприн тему о покаянии разбойника, покаянии грешника. Ему ведома была христианская легенда о святом Моисее Мурине, жившем в IV веке, бывшем атамане разбойников, пришедшем на покаяние в монастырь. Известно русское романтическое предание о разбойнике Опте, который основал знаменитую Оптинскую пустынь. В рассказе «Искушение» и в повести «Купол святого Исаакия Далматского» Куприн повторяет сентенцию: «Русскому человеку вовсе не мудрено прожить годы разбойником, а после внезапно раздать награбленное нищим и, поступив в монастырь, принять схиму». Тему искупления грехов Куприн решает в соответствии с представлением русского православного менталитета: душу не покаявшегося разбойника ждут посмертные муки («На реке»).

Куприн обращается к теме «предела Божьего милосердия» и в раннем произведении «Погибшая сила», и созданном в поздние годы рассказе «Голубая лесенка». Капитан с «говорящей» фамилией Чистов на пороге смерти сознает, что «ужасно и чрезмерно нагрешил против всех заповедей Божьих», что не будет ему прощения на том свете. Религиозно-философское понимание проблемы заключено в его суждении о том, что позднее раскаяние, сожаление, невозможность переделать или «загладить ошибки» — это и есть начало вечного наказания, вот они — вечный адский огонь и вечная жажда. Автор видит в его выздоровлении чудо, совершившееся по молитве Деве Марии. Рассказ развивает известный жанр сказаний о чудесах и завершается образом Девы Марии и лесенки, сотканной из тончайшего голубого шелка. И остается надежда: герою даровано выздоровление и возможность «загладить прежние ошибки» и надежда на прощение на том свете.

Куприн стоит на православной основе, когда говорит о Судьбе, Фатуме, Роке: верить надо не в Судьбу, а в Божий Промысел — это разные вещи, считает Куприн, потому что, веруя в Божий Промысел, человек чувствует поддержку со стороны Бога, и присутствует в душе не безысходность, но вера.

Особое место в творчестве Куприна занимают христианские легенды. Выбранный им жанр помогает в трудные, раздираемые противостоянием годы Первой мировой и Гражданской войн собрать воедино и сконцентрировать мысли и чувства. Писатель обращается к образу Николая Заступника во время смуты и потрясений, когда возрастает необходимость самоопределения, обращения к корням — языку и вере, что дает ощущение защищенности и устойчивости.

Самый почитаемый на Руси христианский святой в сознании русских людей — Николай Мирликийский, универсальный защитник детей, вдов, мореходов, путешественников. Святой Николай воспринимается как покровитель русской земли: Никола — русский Бог.

В рассказе «Пегие лошади», который Куприн называет апокрифом, писатель интерпретирует известный мотив о появлении пегих лошадей по молитве Николая Угодника, приближая христианскую легенду к русским реалиям: был у Николы знакомый русский ямщик Василий, едут они на собор утихомирить Ария по русской земле, хлебают русскую тюрю.

Самым интересным в плане ментального компонента представляется рассказ «Два святителя» (1915 г.), в котором автор утверждает превосходство морали над законом. Незамутненная душа народа с царящей в ней наивной верой в высшую справедливость ставит выше закона и разума душу и то, что исходит из души — милосердие: «Господь милостив, а если бы был справедлив, то рода человеческого уже не существовало бы». Об этом и в этом сокровенный смысл рассказа Куприна: что выше — справедливость, закон или милосердие.

Православная система ценностей дала неожиданное апокрифическое объяснение почитания двух святых — Николая Мирликийского и Кассиана Римлянина. Господь призвал святителей, чтобы именины им назначить. Касьяну, которому земные дела в тягость, — именины один раз в четыре года (29 февраля): «ученики его Устав будут блюсти паче милосердия». Для добросердечного Николы именины будут два раза в год — в наказание за то, что приласкал мужика и помогал всем, забросив дела церковные. Но такое наказание выше всякой награды — таково мировидение православного мужика, почитающего Николу. Мировидение это облечено в простую формулу: предпочтение отдано милосердию, но не Уставу. Образ Николая Угодника олицетворяет в споре двух принципов близкую для русской ментальности позицию — руководствоваться душой, а не разумом, милосердием, а не законом. Для русского мужика Христианство — это Милосердие, а Милосердие — это и есть Христианство. Куприну было дорого и близко такое восприятие, и он признавался в письме к другу Ф. Д. Батюшкову, что горячо любит Россию и, «в числе всех ее милых, глупых, грубых, святых и цельных черт, — безграничную христианскую душу».

В эмиграции Куприн говорит о непреходящих ценностях национального бытия, которые определяются православной верой. Обращаясь памятью к России, писатель-эмигрант воссоздает образ именно России православной, чтобы сохранить самое главное. Все написанное в эмиграции — о России, ее святынях, Рождестве, Пасхе. Родина вспоминается как святыня, а Русская Православная Церковь — ее твердыня, укрепляющая дух уставших.

Он пишет о жертвенном подвиге русского духовенства, о беспримерной силе духа и пламени веры пастырей. Вспоминает таких светильников русской православной жизни, как преподобный Серафим Саровский (рассказ «Медвежье благословение»). И эти книги Куприна были духовной укрепой для многих русских на чужбине. Великая княгиня Ольга Александровна, получив от Куприна книгу с его рассказами, писала в ответном письме, что читала их сыну Тихону.

Особое место в зарубежном творчестве писателя принадлежит такому явлению, как церковное искусство, в частности, церковное пение, глубину которого Куприн как никто другой сознавал и понимал. В очерке «Обиходное пение» (1928 г.) он пишет о панихидах хора под руководством регента Афонского как о «молитвенном подвиге», говорит о силе воздействия православного богослужения. Церковное восьмиголосное пение принадлежит к тем русским святыням, которые становятся настоятельной потребностью: «Душа моя жаждет услышать», — признается Куприн.

Название одной из своих книг Куприн символично связывает с храмом. С позиции христианина воспринимает писатель Гражданскую войну, понимая всю трагедию братоубийства. Название его книги «Купол святого Исаакия Далматского» символично: наступающим войскам уже виден был купол Исаакиевского собора — как надежда. В эмиграции хотелось родины — заблещет ли когда-нибудь перед глазами купол Исаакия? Родину и надежду олицетворяет храм.

Публицистика Куприна периода эмиграции проникнута библейскими образами. Его произведения и письма изобилуют обращением к библейским образам и изречениям. Он напоминает читателю о неведомом пути, о котором допытывался Экклезиаст, о долине Иосафатова (приближение конца жизни), о чающем движения воды (надежда на перемену обстоятельств) и др. Сильно и мощно звучит очерк «Там» (1919 г.), в котором Куприн приводит библейскую легенду о Лазаре. Воздвигнутый всемогущим словом Христа из своей гробницы, Лазарь прожил еще несколько лет, но ни разу не улыбнулся и не сказал ни слова, его опустелый взгляд, видевший смерть, не могли вынести живущие. Глубокий и страшный смысл легенды о Лазаре проявляется, по словам писателя, когда видишь спасенных беженцев из Совдепии — воскресших Лазарей. Куприн и себя сравнивает с воскресшим и отказывается говорить о том, что пережил: «Во мне еще слишком много лазаревского отвращения к жизни».

Одна из волнующих тем его очерков — поругание святынь в революционной России. Специальный цикл «Озимь» он печатает в 1922 г. в белградской газете «Русское дело». К этой теме относится очерк «Христоборцы» (1920 г.). Революция сопровождалась взрывом безбожия, и Куприн использовал ярчайшее художественное сравнение: русский человек отворачивается от Бога, как каторжник завешивает полотенцем икону перед тем, как вырезать спящую семью, давшую ему кров. В России убивают священников, пролетарские поэты хулят Христа и Богородицу — так вырывают из народного сердца Христа, которого носит мужик у сердца, и Николу Угодника, который большевикам кажется на их пути более крепким щитом, чем отвлеченный Бог.

Одой русскому духовенству стал его очерк «Малое стадо» (1920 г.). Ради возвеличивания церкви носит духовный пастырь парчу и драгоценные камни, но когда посещают Россию скорбь и бедность, ходят пешком и облачаются в ризу из холстины. Настало время, когда храмы обратили в киноклубы, алтари — в отхожие места, престолы — в шутовские эстрады, епископы растерзаны и повешены. И русское рядовое духовенство — те самые «деревенские заурядные попики, слабые и немощные перед искушениями, неученые и приверженные к пьянственному виновкушению», — выдвинуло из своей среды великих пастырей, мучеников, учителей. Многие из них кротко и величественно приняли смерть, как первомученики. В трудное время, сбросив с себя парчу и страх смерти, совершали пастыри свое высокое бескорыстное служение — признак того, что и народ близок к духовному обновлению. Церковь стала символом, прибежищем и опорой. Куприн в очерке вспоминает Евангелие от Луки: «Не бойся, малое стадо, ибо Отец ваш благоволит дать вам Царство».

В статьях «Стрекозиные души» (1924 г.) и «Строгим» (1926 г.) Куприн вразумляет тех эмигрантов, которые со стрекозиным легкомыслием взялись осуждать деяния Патриарха Тихона и требовать от него подвига-смерти. Куприн пишет: «Патриарх проявил высокое бесстрашие. Никто не знает, что большевики положили на одну чашу весов, если на другую Патриарх вынужден был положить признание советской власти». Люди, растерявшие благодать веры, — замечает писатель, — гораздо строже Спасителя, простившего мытаря, блудницу, разбойника и колебавшегося апостола Петра.

Эти рассказы Куприна относятся к книгам православного чтения, являются образцом духовно здоровой литературы и ключом к познанию национального характера. Поднятые классиком вечные вопросы обретают сегодня новое звучание и новую силу и придают актуальность купринским текстам.

Жизнь одарила Куприна встречами с замечательными людьми, среди которых он с благодарностью вспоминал:
— отца Михаила, священника в военном учебном заведении, походившего на добрейшего Николу Угодника и направившего сбившегося кадетика на путь истинный, после беседы с которым, по признанию Куприна, «душа умякла»;
— богослова-священника Григория Спиридоновича Петрова, венчавшего его с М. К. Давыдовой и крестившего дочь Лидию, и впоследствии ставшего писателем;
— митрополита Петербургского и Ладожского Антония Вадковского, знакомого матери по Пензенской губернии еще в миру Александра Васильевича Вадковского, о ком вспомнит в рассказе «У Троице-Сергия»;
— священника Гатчинского собора отца Александра, ставшего прообразом отца Олимпия в рассказе «Анафема», в церковной библиотеке которого Куприн брал книги богословов, философов и вместе с которым и другими гатчинцами: Будищевым, Щербовым и Тихоновым — осуществлял попечительство над местным сиротским институтом;
— богослова и историка церкви С. С. Безобразова, с которым в 1922 г. в эмиграции нашел общие темы для беседы.

Воспитанный в духе православия, не мысливший без веры воинский долг и служение Отечеству, сотрудничавший в журнале с символичным названием «Мир Божий», постоянно напоминавший читателю о православных ценностях и о человеке как творении Божьем, Куприн и при последних минутах земной жизни остался христианином. По воспоминаниям жены Елизаветы Морицевны, перекрестился и попросил прочитать «Отче наш» и «Богородицу».

Свой взгляд на прожитые годы Куприн выразил молитвословиями из канона Андрея Критского, вложив их в уста героя автобиографического романа «Юнкера»: «Откуда начну плакати жития моих окаянных деяний? Кое положу начало, Спасе, нынешнему рыданию... Помилуй мя, Боже...».

Редкие фотографии Куприна любезно предоставлены А. А. Цветковым из его книги «Ключи к тайнам Куприна».