Мир энциклопедий

Рецензия

• 1 января 2013
• просмотров 9460

• автор Тюпа Валерий Игоревич

Рецензируемая энциклопедия является персональной как бы в двух смыслах: она не только посвящена одному автору, она и составлена одним научным редактором — Владимиром Борисовичем Катаевым. Напомню, что у Лермонтовской энциклопедии (она остается своего рода недосягаемым образцом изданий такого рода на русском языке), кроме главного редактора В. Мануйлова, было еще тринадцать редакторов (по разделам). К тому же значительное количество чеховедческих словарных статей подготовлено самим В. Катаевым. Нисколько не умаляя вклад остальных авторов, нельзя не признать уникальный масштаб сделанного инициатором этого юбилейного и в немалой степени итогового издания.

Лермонтовская энциклопедия, надо полагать, была ориентиром для составителя Чеховской. Многие разделы первой (Произведения, Поэтика и мировоззрение, Биография, Лермонтов и искусство, Изучение творчества, Памятные места и музеи) стали прецедентными для второй, где они частично трансформировались и дополнились некоторыми новыми. Главное структурное различие состоит в том, что все словарные статьи Лермонтовской энциклопедии располагаются в алфавитном порядке, по разделам они сгруппированы только в указателе, тогда как в Чеховской они изначально распределены по разделам, уподобляющимся главам монографии, и только внутри раздела подчинены алфавиту. Это представляется для жанра персональной энциклопедии более удобным и целесообразным. Однако общего алфавитного указателя всех имеющихся в издании статей явно не достает.

Другим — менее существенным — структурным отличием является помещение летописи жизни и творчества писателя в начало Чеховской энциклопедии, тогда как в Лермонтовской оно располагалось в конце. Это также целесообразное перемещение. За летописью логично следует ее истолкование — статья составителя энциклопедии «Творческий путь А. П. Чехова». (Лермонтовская энциклопедия аналогичной статьи не имела, зато имела статью «Творческий процесс», которая не помешала бы и в рецензируемом издании.)

В настоящее время В. Катаев, несомненно, является у нас «чеховедом № 1», сплотившим целую плеяду талантливых исследователей, среди которых, судя по энциклопедии, особенно заметны Н. Капустин, А. Собенников, А. Степанов, И. Сухих, С. Тихомиров, а также украинский коллега В. Звиняцковский. Лаконичная, содержательно концентрированная, поистине обобщающая статья профессора Катаева очевидным образом подтверждает его ведущую роль на современном этапе развития отечественного чеховедения. В этом очерке четко и убедительно выявлены основные этапы эволюции писателя и столь же взвешенно и обоснованно сформулированы основные особенности его художественного письма.

Я бы выделил следующие принципиальные моменты ключевого текста всей книги.

Чехов приходит в русскую литературу, когда уже «возведено здание русского классического романа, создан национальный драматический репертуар» (с. 37), но литература эта, пройдя пик своего развития, вступает в период кризиса. Другим определяющим фактором (если не первым по значимости!) явилось историческое преобразование адресата — «вырос новый читатель: житель больших городов, железнодорожный пассажир, представитель новых интеллигентных профессий» (с. 37). Беспрецедентность литературной ситуации потребовала беспрецедентной линии творческого поведения. Вопрос о «различных типах творческого поведения, ставший актуальным в эпоху “жизнетворчества”» (с. 639), уместно затрагивается в статье «Символизм и Чехов» (автор — И. Ничипоров). Сдвиги в позиционировании субъекта и адресата художественных высказываний, естественно, приводят и к преображению объекта: «Главным объектом осмеяния, в отличие от героев Гоголя, Достоевского, стал маленький чиновник, над которым столько слез пролила прежняя русская литература» (с. 40). Впоследствии в творческом опыте «серьезных этюдов» (по выражению самого писателя) «окончательно определился тип чеховского героя»: «средний человек» в обстоятельствах «повседневной, обыденной жизни» (с. 44). Но «средний человек» мыслится Чеховым не очерково, а притчево — «как всякий человек», а происходящее с ним — как имеющее отношение «к подавляющему большинству людей» (с. 45).

«Главной чеховской темой» В. Катаев совершенно справедливо называет «тему ориентации человека в окружающем его мире» (с. 43); пестрота чеховского мира — это «пестрота различных видов осознания мира и ориентации в нем» (с. 41). Ответвлением данной широкой темы видится «тема непонимания людьми друг друга», которая «приковывала к себе творческое внимание и Антоши Чехонте, и зрелого Чехова. Но то, что вначале вызывало смех, позже приобретает философскую, порой трагическую глубину» (с. 42). Это «непонимание людьми друг друга в силу поглощенности каждого своим “вопросом”, своей “правдой”» (с. 50).

Весьма привлекательна четкость выношенной в исследовательском опыте формулировки: «Объединяющим началом произведений Чехова становится новый тип события»; это «сдвиг в сознании героя, открытие им для себя жизни с новой, неожиданной стороны» (с. 45). Отсюда и нарративная стратегия несобственно прямой речи, организующей повествование «в тоне и духе» героя. Эта сторона чеховской поэтики В. Катаевым аргументированно связывается с коренным изменением авторской позиции: «Там, где Толстой генерализировал, провозглашал общеобязательные истины, Чехов предпочитал “индивидуализировать”, показывая, что жизнь в ее реальной сложности может вести к непредсказуемым поворотам в человеческих судьбах» (с. 49—50).

Обоснованным и убедительным является следующее рассуждение: «Не ставя задачей поучать читателя, давать общие рецепты, Чехов тем не менее всегда позволяет почувствовать критерии, которым должна удовлетворять эта не известная никому и искомая всеми правда <...> Сложность — синоним правды в мире Чехова» (с. 52). А подлинно чеховская емкость и отточенность одной из итоговых характеристик очерка поистине достойна восхищения: «Тонкое равновесие между действительно оптимистическими надеждами и сдержанной трезвостью в отношении порывов тех самых людей, о которых Чехов знал и рассказал столько горьких истин, достигло вершин сбалансированности в последних шедеврах писателя» (с. 53).

Ядром всякой персональной писательской энциклопедии призван стать раздел «Произведения». В данном разделе отдельных словарных статей удостоились не только наиболее значимые из художественных творений Чехова, но и многие тексты второго-третьего ряда — вплоть до вовсе не предназначавшейся для публикации одноактной пьесы «Татьяна Репина». В этой части издания, занимающей треть его объема, прокомментированы 220 текстов в отделе прозы и 14 в отделе драматургии. Пристальное внимание к текстуальной данности чеховского творчества не может не радовать. Впрочем, перечитывая разбор за разбором, начинаешь замечать их «разномастность», отсутствие исследовательского единства. Не то, чтобы это заслуживало осуждения, но все же бросается в глаза, что произведения Чехова обладают гораздо большим единством, чем явленные энциклопедией способы их профессионального чтения.

Наиболее основательные прочтения принадлежат самому составителю энциклопедии. Прочие статьи не только тяготеют к этим образцам, но и являют немалый методический разброс. На одном полюсе, например, разбор рассказа «Красавицы» (автор — Р. Лапушин), который практически целиком посвящен анализу мотива облаков в тексте произведения. Анализ интересен, но у того, кто не читал сам рассказ, после данной статьи сложится о нем не вполне адекватное впечатление. На другом полюсе — характеристика рассказа «У знакомых» (автор — С. Трафедлюк), представляющая собой комментированное изложение фабулы, как если бы Чехов композиционно оформил невымышленную историю из действительной жизни.

Помимо подразделов «Проза» и «Драматургия» выделены также «Публицистика», «Записные книжки» и «Письма Чехова». Что касается последних трех рубрик, то они представляют собой весьма удачные очерки Л. Трахтенберг (о публицистике и записных книжках) и М. Горячевой (о письмах).

Словарные статьи о поэтике и мировоззрении Чехова собраны в два особых раздела, что также удачнее, чем в Лермонтовской энциклопедии, где такие статьи были отнесены к единому разделу.

Весьма позитивное впечатление производит раздел «Мировоззрение А. Чехова. Его общественная позиция», в состав которого входят глубокие и принципиально значимые статьи «Интеллигенция» (В. Катаев), «Религия» (Н. Капустин), «Наука» (П. Долженков), а также отдельные статьи о значимости Бокля, Дарвина, Ницше, Спенсера и Шопенгауэра для чеховского мировоззрения. Особо хочется отметить утверждение В. Катаева (и солидаризироваться с ним) о том, что «Чехов приблизился к тому синтезу дарвиновского метода и христианской концепции человека, который наметили и объяснили в ХХ в. П. Тейяр де Шарден и другие ученые и теологи» (с. 312). Здесь же помещены подробные разборы участия Чехова в «Академическом инциденте» (реакция почетных академиков на аннулирование по политическим мотивам избрания Горького в Академию), а также его позиции по отношению к «Делу Дрейфуса».

Известного рода разочарование вызывает раздел поэтики (не уровнем освещения проблем, а его неполнотой). Почему рядом со статьями «Автор и герой в пьесах» и «Жанровая природа пьес» не нашлось места для аналогичных статей о повествовательной прозе писателя? Статья «Повествователь в чеховском рассказе» отнюдь не компенсирует этой лакуны. И, прежде всего, нужны были статьи «Рассказ» и «Повесть». Достаточно распространенной и репрезентативной в отечественном литературоведении является концепция, согласно которой названные жанры не сводятся к количественным характеристикам, а представляют собой вполне определенные (как теоретически, так и исторически) инварианты организации художественного целого. В частности, уникальную жанровую поэтику рассказа создает зарождающееся в «Повестях Белкина» динамическое равновесие текстопорождающих импульсов анекдота и притчи (данные категории также заслуживали быть представленными в Чеховской энциклопедии). Фраза «Рассказ “Толстый и тонкий” написан в жанре сценки» (с. 40) фактически отказывает рассказу в самостоятельном жанровом статусе. Между тем, именно сценка, с одной стороны, а очерк, с другой, балансируя на грани «полухудожественности», формируют границы собственно рассказа. Становление же этого построманного жанрового образования вполне завершилось именно в творчестве Чехова, оказав существенное влияние на всю мировую литературу.

Замечательно, что в разделе «Поэтика А. П. Чехова» нашли себе место такие статьи А. Степанова, как «Знак», «Коммуникация» и «Риторика». Но тут же возникают «риторические» вопросы. Разве рядом с «Развязками в пьесах» не должна была появиться статья об открытых финалах чеховской прозы, этой часто обсуждаемой и не менее существенной ее особенности, чем ситуация «казалось — оказалось» (которой особая статья справедливо посвящена)? Разве можно дать энциклопедическое освещение поэтики писателя без статей «Сюжет», «Композиция», «Речевой строй», «Конфликт», «Мифопоэтика»? Помимо «Рамочного текста», включающего в себя заглавие, имеется особая статья о чеховских заглавиях, но нет статей о ритме чеховской прозы, о стиле и о мастерстве стилизации, о символике, о характерологии Чехова, об организации эпизодов и проблеме событийности в его произведениях, о поэтике вставных текстов и вставных жанров. И, конечно же, необходима была статья «Читатель», поскольку чеховская поэтика привнесла в литературу принципиально новое позиционирование адресата художественного письма. Все эти упущения порождают непредусмотренный «эффект случайности» в организации раздела поэтики (статья о чеховском эффекте случайности, принадлежащая перу А. Чудакова, к счастью, имеется).

Другое дело — весьма удачный раздел «Биография А. П. Чехова», складывающийся из двух рубрик: «Памятные места» (в частности, «Московские адреса Чехова», «Петербургские адреса Чехова», «Сибирское путешествие» и др.) и «Окружение» (40 значимых персоналий от «Авилова» до «Яворская»). Возможно, наиболее «энциклопедийным» является раздел с точным заглавием «Литературные связи».

Рубрика «Русские писатели — предшественники и современники» удачно открывается статьей В. Катаева «“Артель” восьмидесятников», за которой следуют 37 фигур великих (Пушкин, Толстой, Достоевский и т. д.) и «малых» (Потапенко, Баранцевич и др.) русских писателей, рассмотренных в отношении к творчеству Чехова. Еще 27 имен прибавляются к этом ряду (в котором, похоже, не достает Е. Гаршина) на страницах рубрики «Русские писатели ХХ—ХХI вв.». Но граница данных рубрик, конечно, условна: здесь столь значимые современники Чехова, как Бунин и Горький (и даже В. Розанов), соседствуют с Венедиктом Ерофеевым и Борисом Акуниным. Опять приходится сожалеть об отсутствии общего алфавитного списка всех словарных статей издания. Тем более, что среди этих имен затерялась четкая, взвешенная, убедительная статья А. Степанова «Постмодернизма литература», где, в частности, справедливо говорится о том, что рассмотрение Чехова как прямого предшественника постмодерна «более чем сомнительно», и о том, что постмодернизм, «сознательно и принципиально упрощающий мир, сводящий его к “плоскости”, оказался не способен воспринять и интерпретировать глубинные смыслы чеховских произведений» (с. 498—499). С другой стороны, по соседству с постмодернизмом была бы уместной статья «Символизм», не слишком логично отнесенная к разделу «Изучение творчества А. П. Чехова».

Наконец, в рубрике «Зарубежные писатели» среди 19 персоналий (куда по нынешним временам попали Коцюбинский и Шевченко, которые для Чехова зарубежными не были) особыми статьями представлены историко-литературные антиподы: «Абсурда драматургия» и «Античная драма». Нетрудно себе представить, что рядом с ними могли бы поместиться «Европейский романтизм», «Европейская новеллистика», даже «Европейский роман» и некоторые иные статьи подобного рода, а среди персоналий, мне кажется, не достает Гюго. Но подобные соображения не носят принципиального характера и наталкиваются на очевидную невозможность объять необъятное.

Не будучи большим знатоком «интермедиальной» чеховианы, не стану комментировать разделы «А. П. Чехов и театр», «А. П. Чехов и другие виды искусства». Скажу только, что для рядового читателя, кому в основном и адресована энциклопедия, они насыщенно информативны и увлекательны.

Весьма удачен очерк В. Катаева «А. П. Чехов и мировая культура». Построенный на многочисленных цитатных фрагментах из соответствующих томов «Литературного наследства» он получился весьма концентрированным, но при этом не стал плоско фактографическим, не утратил нерв концептуальности.

Раздел «Изучение творчества А. П. Чехова» содержит в себе краткий обзор мемуарной литературы о писателе, особый очерк о символистах (более уместный в «Литературных связях»), обзоры чеховианы русского зарубежья, советского литературоведения первой половины ХХ столетия и отечественной науки второй его половины, а также персональные словарные статьи, посвященные Ю. Авдееву, Г. Бялому, Н. Гитович, Б. Зингерману, В. Лакшину, З. Паперному, Э. Полоцкой, А. Скафтымову и А. Чудакову. Поскольку ныне живущим чеховедам энциклопедические статьи не полагаются, сделанный выбор следует признать точным и взвешенным. Здесь обоснованно отсутствуют имена некоторых специалистов, признававшихся когда-то ведущими чеховедами лишь с официальной точки зрения.

Необходимы и принципиально важны заключительные разделы: «Музеи», где охарактеризованы 8 чеховских музеев (от Сахалина до Баденвейлера, не говоря уже о Москве, Мелихове, Ялте и даже Сумах) и «А. П. Чехов в школе». В последнем разделе-очерке даны краткие характеристики места чеховского наследия в четырех различных программах школьного литературного образования.

Итак, если забыть о некоторой неполноте отдела поэтики, все хорошо? Не совсем. Беда рецензируемого издания в размытости его адресованности.

Энциклопедия, выпущенная издательством «Просвещение», ориентирована, прежде всего, на интересы и практические потребности учителей и школьников. Однако составитель, будучи ведущим современным чеховедом, естественно, стремился к большему: «Итак, от “школьного” Чехова — к Чехову еще не раскрытому, не изученному» (с. 8). Этот симпатичный девиз смещает ориентир издания в сторону научной академичности. Однако, отдалившись от школьного прагматизма, Чеховская энциклопедия так и не достигла академического уровня энциклопедии Лермонтовской.

Если ограничиваться потребностями школьного и даже вузовского образования, достаточно было подробно охарактеризовать не более 100 произведений. Да и всю энциклопедию можно было бы сократить вполовину, сделав ее более компактной, целенаправленной, истинной книгой для учителя. Если же смотреть на нее глазами специалиста, для которого энциклопедия — своего рода плацдарм последующих чеховедческих исследований, то в глаза бросается отсутствие основательно выверенной библиографической базы.

Если Чеховская энциклопедия мыслилась популярным изданием, то монографические словарные статьи об отдельных произведениях, вероятно, и не нуждались в рекомендательных списках научной литературы. Но коль уж списки эти имеются, то хотелось бы, чтобы они были достаточно полными и неслучайными. Между тем, даже не углубляясь в библиографические изыскания, достаточно осведомленный читатель легко обнаружит более или менее существенные лакуны.

Совершенно не учтены, например, аналитические разработки Н. Тамарченко, посвященные повестям Чехова «В овраге», «Дуэль», «Ионыч», «Палата № 6», «Черный монах» — в их жанровых отличиях от рассказов [1]¹. В рекомендательных списках специальной литературы к «Палате № 6» не достает статьи В. Марковича [2]²; к «Вишневому саду» — В. Хализева [3]³; к «На пути» — Савелия Сендеровича [4]⁴ (при всей однобокости его общей концепции чеховского творчества) и т. д. Жаль, забыт знаменательный для своего времени очерк «Антон Чехов» Витторио Страды [5]⁵. Пожалуй, не стоило игнорировать вклад в чеховедение Н. Берковского, И. Гурвича, В. Камянова, Вольфа Шмида [6]⁶ и некоторых других. Список подобных «прорех»» не трудно продолжить.

Рецензенту не совсем удобно обращаться за примером к своей собственной особе, но пример очень уж показателен. Моя книга «Художественность чеховского рассказа» не была обойдена вниманием и в двух или трех случаях оказалась рекомендованной. Но в ней содержатся разборы примерно двух десятков чеховских текстов, а некоторым из них посвящены там целые главы. Тут, как я понимаю, не было никого «злого умысла» — вновь «эффект случайности»: просто один автор вспомнил о существовании такой книжки, а другой не вспомнил.

Для энциклопедического издания такого рода случайности — недостаток очевидный и поучительный. Жанр энциклопедии требует академически добротного библиографического аппарата. Для экономии объема, что также немаловажно, после каждой словарной статьи достаточно было бы указывать номера соответствующих позиций тщательно выверенного указателя.

Однако досадная неполнота библиографического кругозора не перечеркивает исключительно высокой культурной значимости издания в целом. А учитывая очень весомую долю вклада одного человека в этот конечный результат, Чеховскую энциклопедию можно назвать своего рода научным подвигом В. Катаева. Остается помечтать о продолжении и развитии достигнутого в двух направлениях: как в направлении сокращения (книга для учителя, где могли бы содержаться и практические рекомендации к использованию чеховских текстов в преподавании), так и в направлении фундаментализации первого опыта, формирования академической Чеховской энциклопедии, которая все же по-прежнему нужна, как и нужны нам энциклопедии Толстовская, Достоевская, Гоголевская, не говоря уже о Пушкинской.

Литература (с примечаниями)

1. См.: Тамарченко Н. Д. Русская повесть Серебряного века. М.: Intrada, 2007.
2. См.: Маркович В. М. Избранные работы. СПб.: Ломоносовъ, 2008.
3. См.: Хализев В. Е. Ценностные ориентации русской классики. М.: Гнозис Год, 2005.
4. См.: Сендерович С. Чехов с глазу на глаз: История одной одержимости А. П. Чехова. СПб.: Дмитрий Буланин, 1994.
5. См.: История русской литературы. ХХ век. Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды, Е. Эткинда. М.: Прогресс-Литера, 1995. См. это издание по-французски: Histoire de la literature russe. Le XX-e siеcle. L’age d’argent. Fayard, 1987.
6. «Нарратологию» этого автора вспомнили случайно и не к месту в статье о развязках в чеховских пьесах, тогда как ему принадлежит спорная, но заслуживающая серьезного внимания концепция повествовательного искусства Чехова (см.: Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. СПб.: ИНА-ПРЕСС, 1998).

---

• Теги
• А. П. Чехов
• Антон Павлович Чехов
• Просвещение
• Чехов
• биографии
• биографическая энциклопедия
• литературная энциклопедия
• литературоведение
• персоналии
• персональная энциклопедия
• русская литература
• чеховедение

• Ссылка на источник в интернете http://magazines.russ.ru/voplit/2013/1/t13.html

• Библиографическое описание ссылки Тюпа В. И. Чеховская энциклопедия/ Валерий Игоревич Тюпа// Вопросы литературы. — 2013. — № 1. — С. 252-262. — Рец. на кн.: А. П. Чехов: энцикл./ Сост. и науч. ред.: В. Б. Катаев. — М.: Просвещение, 2011. — 695, [1] с.: ил., портр.; 30 см. — Указ. упоминаемых произведений А. П. Чехова: С. 679-683. — Указ. имен: С. 684-695. — 5000 экз. — ISBN 978-5-09-019741-0 (в пер.).