Мир энциклопедий

Рецензия

• 1 июля 2000
• просмотров 620

• автор Ларионова Екатерина Олеговна

Горячечное дыхание пушкинского юбилейного года будет еще некоторое время ощущаться в повседневном быту литературоведческой науки. Это относится, в частности, к периодическому появлению на книжных прилавках пушкиноведческой литературы, «опоздавшей» к юбилею. Так и «Онегинской энциклопедии» несомненно было уготовано в ряду пушкинской юбилейной печати почетное место. Теперь же ей придется его самостоятельно отвоевывать в современном интеллектуальном пространстве, равной в ряду себе подобных. Ибо «Онегинская энциклопедия» представляет собой издание плоть от плоти последнего филологического десятилетия, с его страстью к энциклопедической форме, дающей иллюзию объективного и самодостаточного знания, и к глобальным исследовательским проектам.

Перед нами первый опыт энциклопедии, посвященной конкретному произведению, — до настоящего момента область филологической практики, считавшаяся уделом комментария. Уже хотя бы поэтому издательское предприятие Н. И. Михайловой достойно самого пристального внимания. Правда, сами авторы энциклопедии с похвальной скромностью видят в своей работе просто «новый тип комментария “Евгения Онегина”», расположенный по словарному, алфавитному, принципу, отличающийся большей широтой охвата материала и «установкой на монографичность» в отдельных статьях, но в целом преемственный по отношению к уже существующим комментариям пушкинского романа в стихах (Н. Л. Бродского, Ю. М. Лотмана, В. В. Набокова и др.). Однако мы позволим себе в этом усомниться.

В основу «Онегинской энциклопедии», как это следует из открывающего ее редакционного пояснения, положено несколько «словников», слитых в общем алфавите. Первый представляет собой словарь имен собственных, упомянутых в «Евгении Онегине». Сюда входят также мифологические имена, географические названия и имена литературных героев, поэтому рядом с вполне историческими, скажем, Байроном, Баратынским, Кавериным или Адамом Смитом (впрочем, стоящим почему-то на букву «А») можно встретить Акульку (как сообщает энциклопедия любознательному читателю — «уменьшительная форма простонародного имени Акулина»), Андрюшку («имя кучера»), «Дуню» («уменьшительная форма имени дочери одного из провинциальных помещиков» — имеются в виду строки «Зовут соседа к самовару, / А Дуня разливает чай») и т. д. и т. п.

Второй словарь, по замыслу составителей энциклопедии, должен был включать реалии, ушедшие из нашего быта и требующие пояснения. На деле же, кажется, главным и едва ли не единственным принципом здесь было присутствие того или иного слова в тексте «Евгения Онегина», независимо от того, требует ли оно пояснений для современного читателя и имеет ли какую-либо специфику употребления в пушкинском романе. Поэтому «Онегинская энциклопедия» заботливо сообщает (разумеется, цитируя для исторического колорита словарь Даля или Академии Российской), что «кухня» — это «помещение, предназначенное для приготовления пищи», а «аптека» — «дом или покой, в котором всякие лекарства содержат, хранят, приготовляют и продают», что «кушак» — это «пояс», «курок» — «часть замка, в которую кремень вставливается», «жаркое» — «жареное кушанье, обычно мясное», а «клевета» — «распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство лица или подрывающих его репутацию» (в данном случае почему-то со ссылкой не на словари, а на Уголовный кодекс Российской Федерации), и т. д. В энциклопедию вошли и требующие объяснения словосочетания, например: «бобровый воротник», «белянка черноокая» (что в отрыве от контекста, заметим, больше всего напоминает обозначение биологического вида), «гусь тяжелый», «геттингенская душа», «клопы да блохи». В последнем случае особенно трогательно выглядит желание авторов дать исторические пояснения. Поскольку же у Пушкина значительное число слов основного словарного фонда русского языка никак не маркировано, ни исторически, ни стилистически, то и соответствующие энциклопедические статьи приобретают характер независимой от текста пушкинского произведения исторической справки, впрочем, зачастую весьма интересной и содержательной. Энциклопедия даже может заслужить особую благодарность домашних хозяек за обилие исключительно подробных кулинарных экскурсов и рецептов. Главное для читателя — вовремя отвлечься от текста «Евгения Онегина», к которому изданная книга имеет минимальное отношение. В принципе, это совершенно самостоятельная «энциклопедия русской жизни» — интересный исторический справочник, просто составленный по несколько необычному принципу. Однако словарный запас Пушкина даже в одном «Евгении Онегине» довольно широк, — потому и книга получилась информативной и объемной. Кроме того, можно оценивать творение Н. И. Михайловой и ее авторского коллектива не только как исторический справочник, но и как попытку самостоятельного творчества в модном жанре современной интеллектуальной беллетристики — наш национальный вариант «хазарского словаря» или же своего рода «комментарий к утраченной рукописи».

К сожалению, «рукопись», т. е. в данном случае сам пушкинский роман в стихах, для авторов энциклопедии оказался утрачен. Хотя вроде бы удалось и найти место для творческой истории «Евгения Онегина» (ее надо вычитывать главным образом в статьях об отдельных главах — «Глава первая», «Глава вторая» и т. д.), и включить в общий словник словарь мотивов, «в котором предпринята попытка раскрыть некоторые философские, нравственные и эстетические категории, существенные для понимания пушкинского текста». Отчасти подвел «словарный» принцип расположения материала, особенно при плохой согласованности статей друг с другом. Так, безусловно интересные наблюдения, относящиеся к стиху «Под небом Африки моей», читатель должен искать в статье «Авзония», тогда как про Африку в нужном месте ему рассказывают, что это «часть света». И этот пример далеко не единственный.

С собственно пушкинским, «онегинским» материалом дело в издании обстоит хуже всего, поскольку эта в своем роде уникальная «персональная» литературная энциклопедия с филологической точки зрения, к сожалению, имеет одну отличительную особенность — научную беспомощность, причем зачастую напыщенную и себя не осознающую. Внимательно почитав в течение некоторого времени энциклопедию, перестаешь удивляться, когда вдруг автор словарной статьи, прервав свои до того вполне приемлемые и традиционные рассуждения о взаимоотношении образа автора в «Евгении Онегине» и действительной личности Пушкина, о проницаемости границы романного и действительного пространства и т. д., обрушивает на героев пушкинского романа инвективы, достойные урока литературы в средней школе: «...их печальная участь — в немалой степени результат собственных заблуждений и ошибок, узости и односторонности взгляда на мир, ограниченности жизненной позиции. Беда в том, что они (как показано в романе) не умеют видеть жизнь и людей такими, каковы они на самом деле...» (с. 16). Или когда сталкиваешься с попыткой индивидуальной лингвистической трактовки — см., например, предложенную на с. 121 смысловую дифференциацию слов «счастье» и «блаженство»: «под счастьем было принято понимать удачливость на поприще общественной или государственной деятельности, <...> а под блаженством — наслаждения личной жизни, любви...»; а на с. 566 производное от «кусты сирен» название кустарника — «сирена». Или когда интертекстуальные связи Пушкина с Байроном иллюстрируются наличием в произведениях и того и другого поэта слов roast-beef и beef-steak, а также, например, упоминаемым в «Онегине» «Академическим словарем», якобы корреспондирующим с Walker's Lexicon у Байрона. Или демонстрацией читателю «подспудной демонологической темы романа»: Онегин — Сатана, что, по мнению авторов, вполне соответствует литературной традиции пушкинского времени (Метьюрин, Мур, Байрон), разрабатывающей мотив любви демона к земной девушке (см. статью «Бес», с. 110). Примеров можно приводить множество и множество. «Онегинская энциклопедия» несомненно станет одним из бестселлеров текущего года в области занимательной филологии. Нельзя не отметить и навязчивого желания авторов в каждой пушкинской строке увидеть «двойное дно» и пояснить на страницах энциклопедии ее скрытый смысл. Похоже Пушкин действительно словечка не сказал в простоте; а «Евгений Онегин» превратился в тяжеловесный текст, перегруженный метафорическими, аллегорическими смыслами, глубоко скрытыми и труднообъяснимыми намеками, но начисто лишенный и пушкинской легкости, и пушкинского артистизма, и мягкой иронии, и лирической глубины.

Впрочем, за читательскую судьбу «Евгения Онегина» волноваться, разумеется, смешно. Пушкинскому роману не страшны никакие энциклопедии. Пожелаем же и «Онегинской энциклопедии» найти своего читателя и присоединимся к ее составителям, сопроводившим свою книгу напутствием (правда, и здесь с ошибкой в написании латинской цитаты): «Vade, sed incultus» — «Иди, хотя и неприбранная...».

---

• Теги
• Евгений Онегин
• Онегинская энциклопедия
• Пушкин
• Русский путь
• инвективы
• исторический справочник
• лингвистические трактовки
• литературная энциклопедия
• русская литература
• том 1
• художественная литература
• энциклопедия отдельного произведения

• Ссылка на источник в интернете http://old.guelman.ru/slava/nrk/nrk4/33.html

• Библиографическое описание ссылки Ларионова Е. О. [Рецензия]/ Екатерина Олеговна Ларионова// Новая русская книга. — 2000. — № 3. — С. 82-83. — Рец. на кн.: Онегинская энциклопедия: в 2 т. Т. 1: А — К/ Под общ. ред. Н. И. Михайловой. — М. : Рус. путь, 1999. — 572, [1] с., [8] л. цв. ил., портр. — 7000 экз. — ISBN 5-85887-055-4 (в пер., в суперобл.).